Выпуск №117: Новый мировой беспорядок?

Кризис, который мы наблюдаем сейчас, отличается от предыдущих кризисов, сейчас удар нанесен в самое сердце капиталистической модели — по потребителям

Я раньше думал, что за почти 30 лет работы на финансовых рынках я видел все. А потом наступил март 2020 года, и произошли вещи, о которых я — и подавляющее большинство финансистов — только в книжках читали.

Вам придется вернуться в 30-е годы прошлого века, чтобы найти периоды такой волатильности на рынках акций; прогнозы экономического спада и безработицы также возвращают нас в эпоху Великой депрессии. Что касается нефти, последний раз я видел такой уровень цен в конце прошлого века, на самой заре моей аналитической карьеры. Весь мир, похоже, решил отправиться в небольшое путешествие назад на экономической машине времени — с непредсказуемыми последствиями.

Выход из этого кризиса будет гораздо более затяжным и болезненным, чем в 2008-м. Кризис 2008 года был по своей природе банковско-финансовым — как только стало понятно, что системообразующие банки спасут и у них не будет проблем с ликвидностью, рынок быстро успокоился и возобновил рост.

В этот же раз удар нанесен в самое сердце современной капиталистической модели — в потребителя. Чтобы не утомлять бесконечной статистикой, только в Великобритании по состоянию на апрель 2020 года 70% семей потеряли в доходах, 30% живут за счет сбережений и 20% с трудом оплачивают счета. В США более 20 млн людей обратились за пособием по безработице, беспрецедентные цифры для 330-миллионной страны. Когда все эти люди вернутся на работу? Всех ли возьмут назад? Смогут ли эти люди тратить и потреблять так же, как и до кризиса? Сколько потребительских кредитов будут вынуждены списать банки? Сколько компаний малого и среднего бизнеса обанкротится? А те, кто выживут, — какова будет их долговая нагрузка после кризиса?

Отсюда вывод номер один: все рисковые активы — акции, высокорискованные облигации и так далее — по-прежнему в опасности, несмотря на апрельское ралли. Конечно, ряд компаний с сильными балансовыми показателями и понятными перспективами роста (Amazon или Google, например) переживут этот кризис, но и их огромные капитализации были во многом результатом наличия у инвесторов больших свободных денежных средств и общего оптимизма. С учетом исчезновения этих факторов роста даже технологические гиганты вряд ли смогут избежать потерь.

Процентные ставки во всем мире стремятся к нулю и, вероятно, останутся там. Дешевые, почти бесплатные, деньги — последний простой действенный механизм властей для поддержания экономики.

Что любопытно, это «печатание» денег вряд ли приведет к инфляции, ведь выдаваемые кредиты и пособия не создают новый потребительский или инвестиционный спрос, а всего лишь пытаются частично заместить огромные выпавшие доходы.

Важная поправка: сказанное выше касается ведущих экономик мира, способных легко занимать в собственной валюте, — США, Евросоюза, Японии и в некоторой мере Китая. У большинства остальных стран выбор будет ограничен комбинацией из реструктуризации долгов, девальвации национальной валюты и дефолта. В посткризисном мире интересы отдельно взятых развитых суверенных государств и блоков еще долго будут доминировать над интересами развивающихся стран и помогающих им мультинациональных финансовых институтов, таких как МВФ или Всемирный банк.

Отсюда второй вывод: если вы можете купить облигации качественных заемщиков с доходностью в 4–5%, сделайте это — на горизонте трех-пяти лет они принесут прекрасную доходность по сравнению с банковскими депозитами и гособлигациями. В то же время избегайте облигаций и валют большинства стран с развивающихся рынков — тяжелые переговоры с кредиторами и дальнейшая девальвация в той или иной степени им практически гарантированы.

В ближайшем будущем нефть вряд ли будет стоить больше $40–50 за баррель. Четыре года назад я написал статью в этот журнал, которая называлась «Сколько НЕ будет стоить нефть». В ней я предположил, что мы уже никогда не увидим устойчивых цен выше $70–80 за баррель, поскольку от сланцевых залежей США до глубоководных месторождений Бразилии (не говоря уже про Россию и страны ОПЕК) себестоимость добычи нефти находится гораздо ниже этих ценовых значений. А значит, как только цены будут приближаться к пороговым значениям себестоимости в $50–60 за баррель, будет следовать рост добычи новыми игроками, а за ним ценовые войны и, как следствие, коррекция цены вниз, к уровню себестоимости маржинальных производителей.

Сейчас мы наблюдаем второй акт этой драмы, с двумя отличиями: новый порог среднемировой себестоимости можно оценить в $30–40 за баррель, при этом восстановление глобального спроса, рухнувшего из-за коронавируса, может растянуться на годы. Помимо этого, для многих стран-производителей с низкой себестоимостью добычи энергоресурсы — главная (а иногда и единственная) статья экспортных доходов. В условиях коллапса цен их мотивация наращивать добычу очевидна.

Отсюда вывод третий: несмотря на кажущуюся дешевизну, можно не спешить подбирать по дешевке нефть и акции нефтяных компаний.

В чем главный риск моих немного пессимистических прогнозов? Предположим, все сказанное выше не сбудется, и нас ждет стремительный рост глобальной экономики, стоимости акций и цен на нефть после быстрого завершения пандемии. Графики цен на активы напоминают английскую букву V, и мы стремительно возвращаемся к — и превосходим! — уровни февраля 2020 года. Миллионы людей с радостью выходят на работу, отправляются в путешествия и берут ипотечные кредиты под низкие ставки.

Что ж, если так произойдет и я недозаработаю из-за своей консервативной позиции, радость за друзей, близких и человечество в целом будет приемлемым эмоциональным дивидендом. Если же этого не произойдет, набор из денежных средств, надежных облигаций и антисептика для рук может оказаться крайне полезным на ближайшие несколько лет.

Автор: Стивен Дашевский 

Источник