Почему нефть по $20 – это плохо почти для всех
Нефть продолжает бить рекорды. С начала года она подешевела уже на 20%. По данным на 20 января, баррель Brent торговался на уровне примерно $28. Экспортеры затягивают пояса и подсчитывают убытки, импортеры – выгоду от низких цен. Между тем в перспективе, считает аналитик Oilprice.com Ник Каннингэм, дешевая нефть создаст сложности не только для стран-производителей, но и для всех прочих экономик.
Цены продолжают падать по ряду причин. Это и беспокойство по поводу экономики Китая (крупнейшего потребителя сырьевых товаров), опасения, связанные с перепроизводством нефти, и – с недавних пор – фактор Ирана, освободившегося от международных санкций. Тегеран уже пообещал нарастить экспорт на 0,5–1 млн баррелей в день. Правительство Ирана распорядилось увеличить добычу сразу же после того, как санкции были сняты.
Ко всему прочему Иран располагает большими запасами уже добытой нефти и конденсатов, которые теперь он может также пустить в продажу. Данные о точном объеме расходятся, однако считается, что в распоряжении Ирана есть 18 танкеров с 12 млн баррелей сырой нефти и 24 млн баррелей конденсатов. Если они попадут на и без того перенасыщенный рынок, цены упадут еще ниже.
Считается, что дешевая нефть – благо для мировой экономики, поскольку низкие цены выгодны потребителям. Но уже сейчас видны признаки того, что столь масштабный обвал цен может стать фактором, препятствующим ее развитию. Речь не только о нефтегазовом секторе, который вынужден сокращать свои расходы: согласно недавней оценке, с 2014 года представители индустрии свернули проектов на $380 млрд. («Если исходить из $30, то из запланированных на этот год инвестиций в $8,5 млрд нам придется сократить примерно $1,5 млрд», – сказал в интервью РБК президент крупнейшей российской нефтяной компании ЛУКОЙЛ Вагит Алекперов.)
В ситуации, когда цены на нефть упали на 70% менее чем за два года, у нефтегазовых компаний начинаются проблемы с ликвидностью. Сокращение их расходов сказывается и на других отраслях. Обвал цен может привести к снижению спроса на оборудование для нефтегазовой промышленности. Кроме того, сказаться на финансовом секторе. Крупные банки уже ощутили это на себе. По данным Citigroup, в четвертом квартале 2015 года (по сравнению с аналогичным периодом прошлого года) проблемных корпоративных кредитов стало больше примерно на треть. Wells Fargo, в свою очередь, сообщает о росте издержек, во многом из-за ситуации в нефтегазовом секторе. (В том же интервью РБК Алекперов объясняет эту проблему на российском примере: «У нефтяников уже сейчас не остается никаких денег! Все свои деньги нефтяники тратят на инвестиции, на развитие российской промышленности. Если мы перестанем их тратить, огромное количество моногородов, особенно связанных с черной металлургией, трубопрокатной промышленностью, легкой промышленностью, машиностроением, просто остановятся».)
Происходящее может затронуть и процентные ставки, но не так, как об этом принято думать. С одной стороны, низкие цены на энергоносители способствуют снижению инфляции, позволяют центральным банкам проводить экспансионистскую монетарную политику для стимулирования экономики. Но резкое падение цен приводит к тому, что государственные инвестиционные фонды, финансируемые во многом за счет доходов от нефти, начинают выводить свои средства с финансовых рынков – в помощь бюджетам своих собственных стран. С апреля по сентябрь 2015 года они вывели около $100 млрд – примерно половину этой суммы составили средства Саудовской Аравии. Пока это лишь небольшая часть от общего объема таких инвестиций, который составляет $7,2 трлн. Но даже это может спровоцировать рост процентных ставок в ситуации, когда инвесторы начинают продавать активы.
Учитывая, что роста нефтяных цен ожидать не приходится, по крайней мере в ближайшем будущем, все эти эффекты становятся слишком явными, чтобы их игнорировать, заключает эксперт.
